Русская верcия

6+

˄
˅

Философский разговор

Забайкальский рабочий, № 164 (25115), 4 сентября 2008 г.

До нашего города философы уже приняли участие в конференциях, организованных во Владивостоке и Хабаровске. В Чите же их ожидало не только знакомство с городом, но и работа за «круглым столом» по теме «Человек в условиях трансграничья», в ходе которого были заслушаны около 10 докладов европейских, китайских и российских ученых. По завершении же «круглого стола» четверо его участников приняли приглашение посетить редакцию газеты «Забайкальский рабочий» и ответить на вопросы наших журналистов.

Гостями редакции стали член президиума Российского Философского Общества, ответственный секретарь журнала «Вестник РФО» и преподаватель МГУ им. Ломоносова Наум Ярощук (Н.Я.); доктор философских наук, профессор Московской государственной юридической академии Нина Бучина (Н.Б.); директор Института междисциплинарного исследования гендерных проблем из Германии Вальтрауд Эрнст (В.Э.), также известный российский политолог и журналист Виталий Третьяков (В.Т.).

Каждый из этих четырех гостей — уникальная личность, имеющая свои суждения по самым различным проблемам. Вместе же они во многом представляют определенный срез специалистов философской науки, так как каждый из них занимается самыми различными ее областями. Тем интереснее их ответы «по кругу» на те вопросы, что им были заданы.
— Когда в любой компании человек говорит, что он философ, возникает некоторое недоумение. Ведь если в компании, к примеру, оказывается журналист, то ему зачастую начинают рассказывать о каких-либо проблемах. Если оказывается врач — его начинают расспрашивать о болезнях и способах их лечения. Когда же человек говорит, что он философ, люди начинают спрашивать: чем же он занимается и какая от него польза? Так кто же он — философ XXI века?

Н.Я.: Философы во все времена делились на две неравные группы. Первая — это те философы, которые пишут философские работы, трактаты. Этакие мудрые старцы. Их всегда в философском сообществе было меньшинство. Вторая же часть, куда более массовая, — преподаватели философии. А на вопрос: нужны ли сегодня философы? отвечу, безусловно, утвердительно. Поскольку, кроме них, мало кто может взять на себя тяжкий труд осмысления современности, исходя из опыта прошлых лет и планируя будущее.

Н.Б.: На мой взгляд, люди, называющие себя сегодня философами, зачастую выступают в качестве пропагандистов. В философии открытия совершаются крайне редко, а человеческая мудрость возрастает по крупицам. И поэтому настоящие философы — это первооткрыватели, умножающие мудрость человечества. Все же остальное уходит в отвал. Поэтому я, например, не стала бы причислять себя к философам, довольствуясь ролью преподавателя философии. А это, безусловно, разные вещи. Призвание же нашей науки — обратить внимание людей на самих себя.

В.Э.: Я вижу главную задачу современной философии в том, чтобы внести ясность в существующие термины и понятия, а также выяснить границу между такими понятиями как знание и вера, философия и религия, природа и культура и т.д. Это и вызвало основную дискуссию среди ученых на прошедшем в Сеуле конгрессе. Причем эта задача стоит как перед философами-исследователями, так и перед преподавателями данной дисциплины.

В.Т.: Я не участвовал в сеульском конгрессе, поскольку не являюсь профессиональным философом. Однако если говорить о философских системах, то пока что я не встречал ничего более цельного, чем марксизм-ленинизм, который все горазды критиковать. Для меня философ — это не тот человек, который способен решить одну-две проблемы. Подлинный философ — тот, кто создает картину мира, отвечающую на большинство вопросов в различных областях знания.

- В этом месяце от нас ушел Александр Солженицын. Писатель и историк, философ и публицист. Как вы восприняли весть о его смерти? И кого из ныне живущих могли бы назвать истинными философами, размышляющими над проблемами современности?

Н.Б.: Среди современников, по моему мнению, мало кого можно назвать подлинными философами. Поскольку, дабы решать проблемы современности, необходимо быть тесно связанным с политикой, от которой мы за 70 лет советской власти и марксистско-ленинской догмы успели устать. Отвечая же на первую часть вашего вопроса, я могу сказать, что Солженицын — трагедийная фигура. Но это трагедия не одного Александра Исаевича, это трагедия всего нашего народа. Его нельзя назвать просто писателем-художником. Его нервная организация, его ощущение жизни и справедливости были совершенно иными, нежели у большинства современников, включая и нас с вами. Это, безусловно, знаковая фигура, объединившая в себе и публициста, и историка, и писателя. Но главное, Солженицын попытался заглянуть в прошлое и дать ответы для настоящего и будущего. Получилось ли это у него? Неважно, поскольку, если у любого из нас спросить: «А вы пробовали?», ответ будет отрицательным.

Н.Я.: Если говорить о Солженицыне, то я к нему отношусь неоднозначно, хотя признаю его фигурой знаковой. Однако его национальная идея по собиранию народа и национальных культур мне весьма импонирует. Среди ныне живущих отечественных философов я не могу назвать ни одного столь высокого уровня, хотя в недавнем прошлом таковых была целая плеяда. А за рубежом есть такие интересные фигуры, как Хабермас, Хесли. Но их очень мало.

В.Э.: Сегодня на Западе есть замечательные философы-женщины: Джудис Батлер и Герта Нагл-Доцекл, которые не занимаются построением всеобъемлющих картин мира, а решают конкретные вопросы, связанные с преодолением всевозможных стереотипов нашего общества. Они также занимаются проблемами политики и общества.

В.Т.: У меня были достаточно близкие отношения с семьей Солженицыных. За несколько дней до его смерти я знал, что Александр Исаевич уже на грани. Поэтому, имея опыт личного общения с этим писателям, могу с полной уверенностью сказать, что никакой «трагической фигурой» он не был. Это был абсолютно счастливый человек, поскольку добился того, чего хотел. За ним не было никого: ни партии, ни государственного аппарата, а он, не занимая никаких постов и оставаясь свободным человеком, влиял на мировую политику. Его феномен только еще предстоит изучить. Смерть Солженицына — потеря для страны крупнейшая, которую большая часть населения нашей страны, за исключением узкого круга, не восприняла, поскольку его время ушло вместе с гибелью Советского Союза. Если же говорить о прочих современниках, то среди них я фигуры такого уровня не знаю.

- Забайкалье — пограничный регион, и тема «круглого стола», прошедшего в Чите, звучала как «Человек в условиях трансграничья». Так каков он — «человек трансграничья», какими отличными характеристиками он обладает, и какие задачи стоят перед ним?
Н.Б.: На эти вопросы в первую очередь должны давать ответ исследователи данной проблемы, и такое исследование ведется как со стороны России, так и Китая, и Монголии. В чем-то эти исследования близки, в чем-то расходятся. Объединяет же их мнение, что человеку трансграничья свойственны опасения возможной угрозы со стороны соседей, проникновения чужой культуры. Однако мы — люди, которые в таких условиях никогда не жили, судить в данном случае не можем. Чтобы почувствовать вкус пирога — надо его съесть. При этом я могу сказать, что перед людьми, живущими в приграничной зоне, стоит задача наведения мостов между различными национальными и конфессиональными группами.

Н.Я.: Сегодня в нашем языке есть такое нехорошее слово как «толерантность». Оно означает, что когда вокруг матерятся, ты должен терпеть. Поэтому межнациональные проблемы, свойственные приграничной зоне, если они будут строиться только лишь на терпении, толерантности, в конечном итоге зайдут в тупик. Терпение лопнет. Жителям трансграничья нужно не терпеть друг друга, а изучать. Начиная с детского сада вникать в культуру, язык и особенности своих соседей. Это основная задача, которая стоит сегодня, в том числе и перед забайкальцами.
В.Э.: Я согласна с тем, что главная задача человека, живущего в приграничной зоне — развивать сознание, направленное на позитивное взаимодействие с соседями. Мы же зачастую зацикливаемся на себе и своей культуре, считая культуры сопредельных государств варварскими, а у них многому можно поучиться.

В.Т.: Мне странно, когда философы абстрактно говорят о конкретных вещах. Для них зачастую граница — это нечто расплывчатое, тогда как это вполне конкретная вещь, перемещение товаров через которую значительно увеличивает их стоимость. Граница — это не то, что, встретившись, китаец и русский не нахамили бы друг другу. Граница — это серьезный политический, экономический, военный и государственный объект. Поэтому трансграничный человек — это человек, который живет с осознанием того, что он точно не знает, что здесь будет через 15-20 лет. Ведь это зависит не от него, а от взаимоотношений на государственном уровне. Вместе с тем он к любым переменам готов. Я не знаю, как у него это проявляется, но то, что он к этому психологически готов — совершенно точно.

- 13 августа в России был объявлен день траура по жертвам южно-осетинского конфликта. Каково ваше отношение к произошедшим там событиям?

В.Т.: Случившееся на Кавказе не было неожиданностью. Осетины — разделенный народ, и если албанцы сегодня объединяются, то почему осетины должны быть лишены этого права? К тому же, ни абхазы, ни осетины в составе Грузии никогда не существовали, и абсолютно не понятно, зачем их туда загонять под дулами автоматов.

Что же мы увидели в минувшие дни? Фашистский режим карликового диктатора Саакашвили, дабы отвлечь внимание грузин от шатающейся у него под ногами земли, решил устроить «маленькую и победоносную войну». И что теперь? Мы признаем целостность Грузии? То есть мы на свои деньги восстановим Цхинвали для Грузии? Конечно же, нет, тратить бюджетные средства на то, чтобы потом они отошли антироссийской Грузии, Россия не будет. Вывод отсюда напрашивается абсолютно очевидный.

Н.Я.: К сожалению, находясь это время в поезде, мы пока не имеем необходимого объема информации для того, что ответить на этот вопрос.

- Вернемся к акции «Философский поезд». Вы уже посетили Владивосток, Хабаровск и Читу. Каковы ваши впечатления от этих городов и региона в целом?

Н.Б.: Раньше я уже бывала в дальневосточном регионе, и могу сказать, что тогда контраст между Москвой и провинцией был более значителен. С точки зрения и жизненного уровня, и сферы обслуживания, и дорог, и архитектуры. Во всем. В то же время провинция во все времена, и в последние годы в особенности, поставляет в Москву ярких, талантливых студентов и аспирантов, которых в столице, увы, с каждым годом все меньше и меньше.

Разбирая же увиденные города по отдельности, можно сказать, что Хабаровск — город архитектурно выверенный, уютный, красивый, чистый. Владивосток напоминает красотку в аляповатом платье. О Чите я судить пока не могу, поскольку посмотреть ее не успела.

А вот села вдоль Транссиба производят страшное впечатление безнадеги.
Н.Я.: Мое главное впечатление — как велика Россия. Чита же на меня произвела впечатление традиционного русского города. Это чувство сложилось у меня в первую очередь от вашего великолепного собора, который встречает приезжих.

В.У.: Я в России впервые, и для меня было огромным контрастом после многомиллионного Сеула посетить такие города как Владивосток, Хабаровск и Чита. При этом Владивосток произвел на меня совершенно чарующее впечатление своей красотой, бухтой и набережной. Главное же, что поразило меня в Чите и Владивостоке — это то, что раньше, оказывается, это были закрытые военные города, которые практически не развивались. И тот прорыв в культуре, образовании, архитектуре и т.д.,что вы совершили за последние годы, поразителен.

В.Т.: Я люблю Россию в любом виде. Я знаю ее недостатки и преимущества. Многое изменилось к лучшему. Главное же при этом — люди. А они здесь интересны и парадоксальны. Множество контрастов. К примеру, сегодня из окна поезда увидел типичный русский деревянный сортир — грязный, покосившийся, прогнивший, а на нем... — блестящая, новенькая спутниковая тарелка. Пусть кто-то говорит, что хочет жить в чистой и ухоженной Германии, для меня же нет лучше страны, чем Россия.

***

Наша беседа с гостями длилась более двух часов. И в этой ситуации приходилось жалеть лишь об одном: что не было возможности побеседовать с каждым по отдельности, а также со многими из их коллег по «Философскому поезду». Хорошо еще, что эта встреча (благодаря читинским философам, с которыми у нашей газеты всегда были дружеские отношения) все же состоялась. Ночью того же дня гости отправились дальше. 22 августа «Философский поезд» прибудет на Казанский вокзал Москвы. На этом акция завершится. Ее участникам предстоит осмыслить увиденное и услышанное как на Конгрессе в Сеуле, так и по пути от Владивостока к столице России. Пожелаем им удачи. Несмотря ни на что, философия продолжает оставаться наукой наук.

Илья Баринов